Рав Даниэль МАНН Раввин института «Эрец Хемда» 

Перевод Гавриэля Фельдмана

Вопрос: Я мать школьников, работающая на неполную ставку, и мне сложно понять, в каких случаях я должна участвовать в «левае» (проводах умерших), если речь идет о людях, которых я знаю лично, но с которыми не была близка. Вы можете дать мне руководящие указания? 

Ответ: Думаю, целесообразнее будет не давать точные рекомендации, а изложить предысторию вопроса и рассмотреть его с учетом перспективы. Мне представляется, что базовые источники закона достаточно ясны. Талмуд («Ктубот»17a) обсуждает зависимость между духовным уровнем умершего и тем, сколько людей должно оторваться от своих занятий, включая изучение Торы, чтобы участвовать в похоронной процессии. В другом месте Талмуд говорит что когда в городе есть умерший, а «хевра кадиша», которая готовит все необходимое для похорон, отсутствует, то горожанам запрещено приниматься за работу пока умерший не будет похоронен («Моэд Катан» 27б). Тосафот («Ктубот», там же) говорят, что когда идет «левая» то всем запрещено работать. Таким образом, они подразумевают что все должны принимать участие в похоронах, и «Шулхан Арух» («Йорэ Деа» 361.2) поддерживает точку зрения Тосафот.

Тем не менее, многие законоучителя-ахароним свидетельствовали о том, что в реальности отношение в обществе к этому вопросу было куда менее строгим. В некоторых случаях авторы объясняли данный факт существенными различиями между талмудической эпохой и более поздними временами. Возможно, еврейские общины в период кодификации Талмуда являлись не такими многочисленными, как это было в дальнейшем. (См. «Минхат Элазар» 4.2, где обсуждается община Львова: автор говорит, что если человек будет посещать в большом городе каждые похороны, то он попросту не сможет учиться.) Тем не менее, трудно согласиться с утверждением что столь глубокое несоответствие между «теорией» в источниках и практическим поведением людей во многих общинах объясняется исключительно историческими изменениями.

Для того чтобы оправдать сложившуюся практику («лимуд зхут»), часто приводится мнение Нецива («А-эмек шеела» 14.2). Талмуд («Брахот» 18а) жестко критикует того, кто видит умершего, но при этом не провожает его в последний путь. Это позволяет Нециву утверждать, что требование сопроводить умершего применимо лишь в том случае, когда еврей действительно видел умершего; если же человек знает что будет «левая», но не видит ее, он не обязан туда идти. И хотя Нецив и другие авторитеты упоминают важных законоучителей, не согласившихся с данным подходом (в их числе «Бейт Шмуэль» 65.3 и Шах, «Йорэ Деа» 361.5), для оправдания сложившейся практики может быть вполне достаточно даже вышеупомянутого объяснения. Автор «Питхей тшува» («Йорэ Деа» 361.2) согласен с теми авторитетами, которые считают что требование участия в «левае» состоит в том чтобы участвовать в процессии на всем пути до кладбища. Но другие (Нецив (см. выше); см. также мнения в «Эвен Яаков» (Вальденберг) 19) ограничивают обязательное для прохождения расстояние всего лишь 4 локтями. По мнению второй группы авторов менее строгая практика объясняется нижеследующим образом. Возможно, что когда-то для погребальных процессий обычным делом было проходить через город, и тогда каждый прекращал заниматься своими делами чтобы проводить умершего на небольшое расстояние, и таким образом выразить уважение к нему, потратив несколько минут своего времени. Но в наши дни, когда посещение похорон требует, как минимум, часа, а в основном намного больше, — от среднестатистического человека уже не требуется обязательно участвовать в похоронах.

«Диврей Нехемия» («Йорэ Деа» 25) очень интересно объясняет почему столь мягкая практика как бы «реализуется сама собой». Пока еврей жив, он может сознательно отказаться от посмертных почестей в свой адрес — например, он может дать указание своим близким не произносить траурных поминальных речей (см. «Санэдрин» 46б). Следовательно, если человек, который живет в обществе, в котором принято что люди ходят только на похороны тех, с кем они были реально связаны, то он по умолчанию соглашается с тем, что и с его похоронами дело будет обстоять аналогичным образом. И действительно, Талмуд («Ктубот» 72а) рассматривает связанный со смертью «хесед» как взаимный: если мужчина в принципе запрещает своей жене утешать скорбящих, то это причина для развода, поскольку «о том, кто произносит поминальные речи, тоже будут произнесены поминальные речи, и того, кто хоронит других, тоже похоронят…».

Теперь давайте посмотрим на данную заповедь в перспективе. Рамбам («Илхот авель» 14.1) включает проводы умершего («а-лваят а-мет») в число установленных мудрецами обязанностей, посредством которых исполняется «общая» заповедь Торы «и возлюби ближнего как самого себя» — т.е. проводы умершего перечисляются у Рамбама в одном ряду с посещением больных («бикур холим»), гостеприимством («ахнасат орхим») и т.д. И поскольку почти никто не располагает достаточным временем и энергией чтобы преуспеть во всех этих важных вещах, то у людей сохраняется определенное пространство для маневра: многие «специализируются» на каких-то одних вещах, ограничиваясь минимальным исполнением других (возможно, они даже руководствуются при этом облегчающими мнениями). Иногда возможности человека исполнять подобные заповеди ограничены жизненными условиями — некоторых, например, могут попросту уволить, если они слишком часто будут ходить на похороны, а для других участие в похоронах может вступить в противоречие с семейными обязанностями (см. “Кидушин» 30б). Нужно принимать во внимание точку зрения наших мудрецов, которые говорили о великой награде за «леваят а-мет» (см. «Брахот» 18a) и верили в то, что если похороны посетило много людей, то это хорошо для души умершего (о чем многократно написано в Талмуде). Исходя из всего вышесказанного, женщина, задавшая вопрос, может постараться самостоятельно определить, должна ли она принимать участие в «левае» — с учетом того, в какой степени она была связана с умершим человеком лично, а также с учетом его «заслуженности» и того, насколько для нее самой в данной ситуации приемлемо и реально идти на похороны.